Где меня хоронить!? Да я вообще еще не уверен, что умру.

К тринадцати годам я знал про жизнь все, что мне нужно.

Моя жизнь — это смесь случайностей и удач. Когда началась война, мне было девять. Мы жили в полной нищете в Эдинбурге. Я начал работать в двенадцать, а через год бросил школу. Едва ли можно сказать, что я получил какое-то образование. Я до всего доходил своим умом. Вот почему я чувствую себя маленьким мальчиком в обществе интеллектуалов.

Когда родился мой брат Нил, он занял мое место в комоде, а меня переселили на кушетку. Мой отец был работягой, он приносил домой два доллара в неделю.

Меня по-прежнему вштыривает ванна. Каждый раз, когда я оказываюсь в гостинице Grosvenor House в Лондоне, я принимаю ванну — настоящую. Понимаете, о чем я? Ванна — это нечто особенное. Когда я рос в Эдинбурге, у нас была всего одна ванна на всю улицу, в пивоварне.

Первый прорыв у меня случился в пять лет. Но мне понадобилось семьдесят лет, чтобы это осознать. Понимаете, я тогда научился читать.

Моя самая ужасная работа? Полировщик гробов. У меня не очень получалось.

Когда мне было двадцать с небольшим, со мной случилась

В 10 лет я ехала в поезде, и мне пришло в голову, что ни один сосед по вагону не догадывается, какая же я жалкая личность на самом деле. Это было настоящее откровение: то, что ты показываешь окружающим, совсем не обязательно чувствовать.

Я родилась в семье военных. У моих братьев с рождения был план жизни — устроенной, предсказуемой и почетной. Они пошли в ту же школу, что и их отец, дед и прадед, с детства учились стрелять и жили ритуалами. Мне казалось, что мальчиком быть гораздо удобнее. У них было гораздо больше развлечений.

Я всегда знала, что не красива. Это большое преимущество. Все мои красивые друзья рано или поздно пустили свою внешность в оборот. Я не только про секс. Они все время помнят, что у них светлые волосы, голубые глаза, пухлые губы, и они должны вести себя соответственно. Это большое давление, которого я была лишена. Меня не воспринимали как девочку, а я себя ей и не считала. Я отключила в себе сексуальность и находила это очень комфортным.

Я все могу простить родителям, кроме

Хэтти Макдэниэл родилась в 1895 году в семье бывшего раба в штате Канзас, США. К началу 30-х годов прошлого столетья Макдэниэл снилась в большом количестве фильмов, но почти во всех её имя было вычеркнуто из титров.

Но одна масштабная картина продюсера Дэвида Селезника “Унесенные ветром”  принесла ей славу и премию “Оскар”. Хэтти Макдэниэл превосходно сыграла заботливую американскую «Арину Родионовну». На роль Мамушки пробовалось столько же актрис сколько и на роль главной героини Скарлетт. Дэвид Селезник остановил свой выбор на Макдэниэл и не прогадал. Премьера картины была назначена на 15 декабря 1935 года, но на неё не были приглашены ни один из чернокожих актеров, в том числе и Хэтти. Продюсер Дэвид Селезник пытался добиться присутствия Хэтти Макдэниел, но это всё не увенчалось успехом. Фильм стал оскароносным.Так Хэтти Макдэниэл стала первой чернокожей актрисой удостоенной премии «Оскар» за “Лучшую женскую роль второго плана”.

Актриса решила рушить стереотипы и дальше, она стала первой чернокожей певицей исполнившей песню на радио, это был настоящий шок для Америки 30-х годов.

Мало кто знает, что хозяйку знаменитого

С точки зрения жлоба, я почти урод. Я очень некрасивый человек, не заслуживающий никакого внимания. А если чуть повнимательнее к людям относиться, то моя внешность — можно сказать, почти интересная, актерская. Я могу сколь угодно себя уродовать.

В России надо быть или известным, или богатым, чтобы к тебе относились так, как в Европе относятся к любому.

Оригинальность не главное. Когда человек говорит «Я тебя люблю», это самая банальная и прекрасная фраза.

Есть очень много талантливых людей в искусстве, которые, долго находясь в профессии, становятся завистливыми, злыми, любят говорить про плохое, про неудачи других с наслаждением. Но это означает, что их основные ориентиры ошибочны: неверно получать удовольствие от неудач соперника. По идее, мужчина, правильно выбравший себе профессию, со временем должен становиться лучше — добрее, великодушнее и глубже.

Я среди актеров не прапорщик, я, скорее, в офицерском составе.

Страшно остаться одному — это все равно как потеряться в чужой стране: они все знают, куда идти, а ты не знаешь. У меня иногда такое ощущение, что я свой театр создал просто для того, чтобы мне не было одиноко.

Я понимаю, что мужчина должен стремиться к материальной самостоятельности и благополучию, это правильное стремление. Но есть вещи более важные — надо понимать, что продаешь. Ну нельзя в дерьме сниматься, нельзя дерьмо ставить.

Люди иногда бывают такими фантастически великодушными, талантливыми, тонкими, что просто взлететь хочется.

Один и тот же человек в разных ситуациях может вести себя абсолютно по-разному — диапазон человеческого поведения невероятно широк. Даже у мерзавцев бывают такие приливы великодушия.

Нет такой страны, где не было бы плохо и смертельно скучно жить, если не занимаешься любимым делом.

Чем актер отличается от не актера? Выйдут десять человек, и один будет размахивать руками, делать кучу движений, говорить — посмотришь на него секунду, как он сотрясает воздух, отвлечешься, вернешься к еде. А актер — выйдет, он ничего не скажет, но что-то в нем заставит тебя за ним следить, отложить вилку, нож, и будешь смотреть только на него. Природное излучение странного вида. Дополнительная какая-то энергия. Актер — это же человек, которому мало жизни собственной, ему надо прожить еще иную жизнь.

Если бы вы сказали Никите Михалкову, что «Свой среди чужих» русский вариант «Плохого, хорошего, злого», он бы вас, знаете, куда послал? И правильно сделал бы. Он много чего нам тогда давал посмотреть — «Плохого», «Самурая» с Ален Делоном, «Буча Кэссиди» с Редфордом.

Многие меня видели только в кино, большинство меня вообще знают только как сына Райкина, а на самом деле я театральный артист.

Я считаю себя человеком добрым.

Нескромно звучит в моих собственных устах, но в общем я-то думаю, что человеческие позиции я унаследовал от своих родителей правильно. Я по дочке это вижу. Она на какую-то новую ступень человеческую все это вывела. Знаете, она в детстве на юге очень любила лазать по скалам. И как-то один раз высоко забралась, а там ребята сидели, мальчики, они ее спихнули. Она ударилась больно, заплакала. А потом успокоилась и наверх туда говорит: «Ребята! Мне не больно!» Успокаивает их, думая, что они переживают за нее! Потому что по себе судит. Меня эти вещи поражают.

Чем старше становишься, тем труднее найти своих. Круг сужается.

Толпа — это когда люди похожи друг на друга в низменном. А когда они совпадают в высоких душевных порывах — реакции у них, может быть, и схожи, только при этом индивидуальность расцветает, а не нивелируется.

Когда идет сильный спектакль, я вижу, как люди меняются прямо на глазах. Вдруг становятся доверчивыми и серьезными, как дети, дураками становятся, в том смысле, что отключают ненужный разум, растопыриваются лицом. Бывает, на сцене актер теряет серьез, колется — вдруг какая-то глупость произошла, оговорка, кто-то оступился. Лучший способ этот серьез восстановить — не отворачиваться от зала, как многие делают, а наоборот — повернуться и увидеть лица людей, их наивность и доверчивость. Они тебя тут же вправляют.

Я как-то был на Ямайке в какой-то джунглиевой поездке. С нами была пара, красивый парень, красивая девка, абсолютные такие американцы. И вдруг что-то меня тормознуло, когда я говорил со своей семьей на русском, почему-то я заосторожничал. Проводники, местные красавцы, стали выяснять, кто откуда — оказалось, они из Эстонии, причем в детстве только там были, русского почти не знают и ни о каком таком Райкине уж конечно никогда не слышали. Просто в глубине взгляда было едва заметное напряжение, какая-то несвобода. Печать совка — она, как живучая и всепроникающая радиация, — лежит на дне любого, кто с ним хоть немного соприкоснулся.

Как правило, критики лишены живого чувства. В большинстве своем критики ничего не понимают.

Я вообще не очень люблю сатиру. Я про назывательную сатиру — это когда черное называют черным, а белое — белым. Жанр вчерашний, честно говоря. Папа себя, кстати, последние годы очень обкрадывал как актера, потому что это был как бы театр при Госплане, и он уже говорил о шпунтах и гайках. Потом, когда тему взяли на себя газеты, — вот это было правильно. Я к тому, что смех, такой простой смех, — он гораздо важнее и лучше, чем смех против кого-то.

Вся эта серьезность на русских лицах — она на самом деле не серьезная. Потому что мы при этом преступно беспечны и легкомысленны. Не серьезность это, а насупленность. И важничаем. И апломба много. А за апломбом — такая рыхлость, такая глупость, такие дыры, просто сыр какой-то дырчатый.

Православная церковь, точнее некоторые ее современные деятели, говорят, что театр — это чистый грех. Так и говорят! А я вижу в театре очень много такого высокого по-настоящему, такого служения, что тут и работникам церкви поучиться бы иногда.

Я не смерти боюсь. Я боли боюсь, физических страданий, и даже иногда зубного врача. Я нормальное животное.

Ира Роднина пришла на лед, потому что болела в детстве, у нее были маленькие легкие. И стала чемпионкой. Иногда мне кажется, и мне профессия нужна, чтобы и на других, и на себя самого производить впечатление уверенного человека.

Вот из чего у меня складывается хватательный рефлекс — так чтоб хватать пьесу и ставить? Из боли, обаяния. Когда я и смеюсь, и тут же мне больно, потому что мне в сердце это попадает.

Мне ближе тот, у кого больше боли за человека.

Поставить спектакль в лифте гораздо легче, чем в зале. Меньшее пространство всегда легче заполнить энергией. Не простят мне этих слов режиссеры, всю жизнь работающие с небольшими залами, но это правда.

Я не могу быть равнодушным к грузинской войне. У меня с Грузией связаны очень конкретные вещи, любови, привязанности. Из-за войны Роберт Стуруа, который должен был ставить у нас уже третий спектакль, не приедет, видимо, в Москву. Он теперь находится по другую сторону баррикад. Для меня эта война — личное горе. Нам приходится быть жертвами несовершенства русской власти и все это расхлебывать.

Единственный способ для меня наслаждаться жизнью — работать каждый день до часа, до двух ночи. У тебя же нет выходных, когда ты влюблен: ты же не берешь отгулов у любимой девушки.

Это у женщин существуют еще другие какие-то сферы, куда она может уйти, материнство, семья. У мужчины более узкий путь: профессия.

Когда моя дочь сказала, что не будет играть у меня в театре, я отнесся к этому с уважением. Хоть и пожалел, что не будет. Так и я в свое время не пошел к папе работать — рядом с таким мощным голосом, как его, я тогда просто не смог бы стоять рядом.

Режиссура — наука о том, как сделать так, чтобы зрителю было интересно. И все! Остальные рассуждения от лукавого.

Американский писатель Стивен Кинг, которого пресса уже давно окрестила 'великим и ужасным', на самом деле является обычным человеком. Он носит простую рубашку и джинсы, обожает бейсбол и рок-музыку, а в свободное время играет на гитаре в любительской группе. Да, с виду он обычный человек, но в его голове рождаются по-настоящему жуткие истории.

Ранние годы

Стивен Кинг появился на свет в Портленде 21 сентября 1947 года. Его отец был капитаном торгового флота, а мать время от времени подрабатывала в разных местах. Через два года после рождения Стивена отец вышел в магазин за сигаретами и не вернулся.

Будучи по натуре активной и жизнерадостной женщиной, мать будущего писателя не опустила руки. Кроме Стивена она воспитывала еще и старшего приемного сына. Чтобы прокормить семью, ей пришлось работать одновременно на нескольких работах. Также они часто гостили у родственников, поэтому детство Стивена прошло в разных городах.

Кинг стал сочинять истории с семи лет. Вместе с братом Дэвидом они издавали любительскую газету, которую распространяли по родственникам и соседям за 5 центов. В это же время он стал писать свои первые рассказы. В 1963 году они вошли в сборник 'Люди, места и твари – том I', который Стивен раздал друзьям и знакомым.

Окончив школу, юноша колебался – пойти добровольцем во Вьетнам, или продолжить обучение в университете. Мать Стивена настояла на том, чтобы он получил образование, и Кинг поступил в Университет штата Мэн.

В университете он вел активную общественную жизнь – писал статьи в еженедельную газету, был членом Студенческого совета. Здесь его взгляды резко изменились. Он начал поддерживать антивоенное движение и стал ярым противником войны во Вьетнаме.

Несмотря на то, что первый роман Кинга 'Долгая прогулка' был отвергнут издателями, он продолжал писать. Свои произведения Стивен зачитывал на поэтических семинарах, где собирались начинающие писатели. На одном из них Кинг встретил милую девушку Табиту Спрюс, которая поразила его своими стихами. Некоторое время они встречались, а в 1971 году поженились.

Всемирная известность

Первые годы супружеской жизни были очень тяжелыми. Семья жила на подработки Стивена в прачечной и на студенческую ссуду Табиты. Вскоре Кинг устроился преподавателем английского языка в Академии Хэмпдена. Однако этих денег тоже не хватало, так как в семье случилось пополнение – родились сын Джо и дочь Наоми.

Поворотный момент в жизни Кинга произошел, когда жена нашла среди мусора три смятые странички нового романа. Ей безумно понравилось, и она настояла на том, чтобы Стивен дописал его. История девушки с паранормальными способностями получила название 'Кэрри' (1974) и была отправлена в издательство.

В 1973 году друг Кинга, работавший в издательстве, сообщил ему, что права на роман удалось продать за 400 тысяч долларов, половину из которых получит автор. На радостях Стивен пошел прогуляться и купил Табите подарок – фен для волос. С этого момента их жизнь изменилась раз и навсегда.

'Кэрри' имел невероятную популярность, и Кинг сел за написание нового романа. Идея возникла у него в один из уикендов, который он провел вместе с женой в номере 217 отеля в Эстес Парк. Именно благодаря мрачной атмосфере номера был написан роман 'Сияние' (1977). Через некоторое время Стивен завершил работу над 'Противостоянием' (1978) и начал писать новое произведение 'Мертвая зона' (1979).

История, описанная в 'Сиянии', оказалось пророческой. Подобно своему литературному герою, Стивен начал пить, а вскоре увлекся наркотиками. О десятилетнем периоде своего беспробудного пьянства Кинг рассказал в автобиографической книге 'Как писать книги'. В ней писатель откровенно признался, что не помнит, как создавался 'Куджо' (1981), и что 'Томминокеры' (1987) были написаны под различными наркотиками. В это время Стивен выпивал в день по несколько упаковок пива и не мог заснуть, если в холодильнике оставалась хотя бы одна баночка.

Тем не менее, именно в этот период, с 1974 по 1987 год, Кинг создал свои лучшие произведения. Кроме обозначенных романов к ним относятся 'Воспламеняющая взглядом' (1980), 'Кристина' (1983), 'Худеющий' (1984), 'Талисман' (1984), 'Оно' (1986). Конец его увлечению алкоголем и наркотиками был положен только в 1987 году усилиями Табиты. Стивен взял себя в руки и с тех пор пьет только пепси.

В 80-х и 90-х годах Стивен Кинг  продолжает издаваться, в том числе под псевдонимом Ричард Бахман. Его самым известным произведением стал роман 'Ярость' (1977). Долгое время истинная сущность Бахмана тщательно скрывалась. Удивительно, что тайну раскрыл обычный клерк книжного магазина Стив Браун. Он провел собственное расследование и пришел к выводу, что Стивен Кинг  и Ричард Бахман – один и тот же человек. Писателю показалось забавным то, что тайну раскрыли не журналисты 'Нью-Йорк Таймс', а обычный клерк из Вашингтона.

Последние работы

В 1999 году Стивен Кинг узнал, что стал дедушкой, а всего через несколько месяцев попал в автокатастрофу. Во время ежедневной прогулки, которые так любит писатель, его сбил автомобиль. К счастью, Кинг остался жив, но у него было сломано четыре ребра, нога в девяти местах, повреждено легкое и треснут позвоночник. Он пролежал в больнице около месяца, но последствия той аварии сказываются на его здоровье и по сей день.

К 2002 году творческое наследие Кинга насчитывало несколько сборников рассказов и около сорока романов, которые разошлись многомиллионными тиражами. Новые идеи возникали все труднее, и писатель заявил, что уйдет с литературного поприща, как только закончит работу над эпопеей 'Темная Башня'. Однако своего слова не сдержал. С тех пор он издал романы 'Мобильник' (2006), 'Дьюма-Ки' (2008), '11/22/63' (2011), 'Доктор Сон' (2013).

Произведения Кинга неоднократно экранизировались. Так, фильмы 'Мертвая зона', 'Кэрри', 'Сияние', 'Рита Хейворт и побег из Шоушенка' получили невероятную популярность и стали культовыми. Однако видения режиссеров не всегда совпадало с видением Кинга. Например, он был очень недоволен трактовкой Стэнли Кубрика его романа 'Сияние'.

Стивен Кинг не просто популярный писатель, а один из крупнейших авторов в жанре фантастики и ужасов. В 2003 году он был удостоен медали 'За выдающийся вклад в американскую литературу', которую до него получали такие мастера слова, как Артур Миллер и Джон Апдайк. Таким образом Стивен Кинг был причислен к классикам современной литературы.

Я стал актером по очень простой причине: просрал все возможности стать кем-то другим.

Я очень хорошо помню мое первое интервью. Это было сразу после «Выпускника» (фильм 1967 года, сделавший Хоффмана известным. — Esquire). Ко мне пришел Стадс Теркел (знаменитый американский журналист. — Esquire). Мы говорили около трех часов. А потом он сказал: «Погоди минутку, я проверю диктофон». Диктофон не работал. Теркел сказал: «Не возражаешь, если мы поговорим о том же самом еще раз?» Я сказал: «Нет». И мы говорили еще три часа. Не думаю, что здесь есть что-то от успеха начинающего актера. Сейчас я сказал бы то же самое.

Больше всего я жалею о том, что не стал когда-то джазовым музыкантом.

Я не люблю Голливуд, но никогда бы не стал критиковать глав крупных студий. Представляете, у вас ушло 65 миллионов долларов на кино, 60 — на печать копий, столько же на рекламу, столько же на всякие мелочи. Если бы я распоряжался многомиллионными фильмами, я бы лежал на полу и стонал от страха. Одна мелкая ошибка — и ты пыль.

Единственное удобство в том, чтобы быть знаменитостью — это возможность снять трубку и запросто позвонить другим знаменитостям.

Если у тебя есть талант, то ты должен хорошо знать, что эта штука держит тебя прочной хваткой за яйца и ведет тебя по жизни туда, куда ей заблагорассудится.

Когда ты становишься знаменит, ты перестаешь бояться смерти. В тот момент, когда ты стал звездой, ты уже умер. Или был забальзамирован заживо.

Завидую чувакам, которые могут просто любоваться закатом. Пошлая штука, но когда я вижу закат, я всегда думаю о том, как бы я его снял. По этой причине отпуск всегда казался мне какой-то нелепой надуманной безделицей.

Для того чтобы выживать

Когда сбриваешь усы или бороду — сразу холодно.

Люблю мультфильмы про Микки Мауса и Бэмби. Мультфильмы — очень чистый жанр: как босанова в музыке, как вестерн в кино.

Было здорово, когда я спокойно мог пройтись по любой улице, когда Москва была такой, как в «Я шагаю по Москве». Сейчас она уже по-другому заряжена.

Мама учила меня терпению и — работать. Никогда не видел ее ничего не делающей.

Я вижу сегодня лишь обывательское мышиное существование и интересы мышиные, и мечты мышиные — хронику убывающего плодородия. Пошлость везде: в поступках, в том, как мы веселимся, как скорбим. Все пошло, потому что за этим нет личностных затрат.

Я по телевизору могу смотреть только новости и спорт: теннис и футбол.

Не страшно, когда тебя ненавидят ни за что. Страшно, когда есть за что ненавидеть.

Я вывел формулу русского человека. Вот она: русским человеком может быть только тот, у кого чего-нибудь нет, но не так нет, чтобы обязательно было, а нет — и хрен с ним.

Мужчины, которые заискивают — не мужчины. Но тех, кто робеет, — их я понимаю. Например, если человек не имеет опыта общения «столичного», то его робость нормальна.

Работа над сценарием — это рождение мира путем попытки его сформулировать.

Я зритель, благодарный, как ребенок, а может, как старичок. И вот «Возвращение», «Прогулка», «Космос как предчувствие» меня взволновали. А «Бумер» — не взволновал.

Охота требует уважения к зверю. Если стреляешь в птицу и заведомо знаешь, что не сможешь ее найти — она упадет в осоку, — за этим есть неуважение.

Главное — вот что с дочерьми: когда они ищут помощи, совета — их нельзя разочаровывать.

Самый большой кайф испытываю от предвкушений. Терпкая вещь — предвкушение.

Я пробовал читать и Сорокина, и Пелевина, и Толстую. Не цепляет меня это. Их страх быть слишком простыми и неумение быть настолько простыми, чтобы быть гениальными, — очень ограничивает их возможности, на мой взгляд. Но может быть, я просто не дорос.

Никогда не читаю лежа — это расслабляет, а чтение требует дисциплины.

Японская кухня взята из глубин, это еда людей, которые живут на малом количестве земли. Очень сильное от этого впечатление. Иногда мне кажется, что я был японцем.

По большему счету ирония — это сейчас безбожие. Созидательная вещь — самоирония.

Для меня есть два теста для мужчин. Во-первых, я смотрю, как он себя ведет на охоте, как делит добычу, например. Второй тест — как он подходит к женщине.

Опасность при близком общении с властью заключается в потере дистанции. Обаяние власти может увлечь настолько, что потеряешь возможность оценивать и будешь не столько самостоятельно действовать, сколько выполнять чью-то волю. А обаяние — огромное.

В кино меня сейчас трогает новая волна китайских сорокалетних режиссеров, которые востребованы на фестивалях. Меня поражает то, что они не боятся рассказывать в сегодняшнем мире неторопливые истории, поражает их независимость от сегодняшнего ритма.

Если бы я думал о том, что я буду делать в 90 лет, — это значит, что мне уже сейчас было бы 90. Важно другое: в 90 лет иметь возможность ответить, что ты делал в 50.

Тебе самому ни за что не определить, чего ты стоишь на самом деле. Ну скажет тебе кто-то: «Ты хороший актер». А другой: «Никуда ты не годишься». Иди разберись, кто из них прав.

Если вы читали сценарий «Обычных подозреваемых», то знаете: Фред Фенстер был вставлен в фильм, только чтобы погибнуть. Он не говорил ничего важного и не влиял на развитие сюжета. И потому мы решили: пусть он мямлит так, что ни слова не понять. Сценаристу и режиссеру хватило смелости оставить выбор за мной. Хотя такие штучки с идиотскими персонажами — палка о двух концах.

Мой любимый фильм из числа тех, в которых я снимался? «Коротышка — большая шишка». Моя первая роль со словами. И даже с лаем.

Я не считаю себя актером в стиле латино, хотя я латиноамериканец по имени, по крови и до мозга костей. Школа у меня, если тут вообще можно говорить о национальных традициях, американская. Возможно, и русская тоже: Стелла Адлер плюс Станиславский.

С другими я не соревнуюсь. Я соревнуюсь сам с собой.

Я слышал от некоторых писателей: без сигареты не могу написать ни строчки, даже вообразить не могу, как работал бы без курева. Курить глупо. Играть курение не помогает. Но работа актера очень нервная. Я слышал, что бейсболисты иногда тайком смываются в даг-аут выкурить сигарету. Съемки в этом смысле похожи на бейсбол. Вот почему мне нравится что-то держать в руке, понимаете? Сигарета нужна, чтобы занять руки, чтобы сохранить выдержку. Так уж действует никотин — он расслабляет.

Моя мать умерла, когда мне было девять. Так уж сложилась моя жизнь.

Если ты, представитель национального меньшинства, приезжаешь в эту страну, то застреваешь на нейтральной полосе — ни там ни сям. Ты уже не свой там, откуда приехал, но пока не стал своим там, где находишься. Тебе может быть очень одиноко. Но в то же самое время на новом месте можно выдумать самого себя заново.

В интернате в Пенсильвании, где я учился, были довольно строгие порядки. Есть люди, которым интернатское воспитание подходит. Мне, например, подошло.

Что я узнал за свою жизнь о женщинах? Ну-у, брат... Это как замысловатая карта... Думаю, мы все ломаем головы над этой картой.

Я хотел бы быть моногамным. Правда. Если уж у тебя с кем-то отношения, так изволь, старый козел... ну вы понимаете. Наверно, общего рецепта тут нет.

Я никогда всерьез не собирался стать юристом, но знал: кем-нибудь да придется стать.

Однажды мой брат сказал: «Бенни, тебе стоило бы пойти в актеры». Я обалдел. «Чего?» — говорю. Наверно, он разглядел во мне что-то такое, чего я сам не замечал.

На первом курсе в колледже я записался на курс актерского мастерства — просто так, чтобы набрать нужное количество часов и при этом не перетрудиться.

В актерском деле меня привлекла энергия. Для меня было естественно относиться к игре на сцене как к спорту — спортсмен ведь тоже делает свое дело на глазах у зрителей. Мандраж, необходимость собраться с силами и выступить — все похоже.

Как однажды сказала Стелла Адлер, наркоман — это человек, который превращает свое тело в письмо обществу. Извещает, что в обществе что-то неладно.

Хороший сценарий всего лишь хорошее сырье. Берешь его и начинаешь с ним работать, делаешь из него что-то. Все равно что взять кусок хорошей кожи: раскраиваешь его, распяливаешь или что там с ним делают — и в итоге получаешь хорошую пару ботинок. Хороший ломоть пиццы может быть ничуть не хуже 200-долларового обеда в ресторане.

Роберт Родригес готовит зашибенную пиццу. Вы себе представить не можете, как его пицца хороша. Эх! Он готовит пиццу, как... Что? В чем его секрет? Блин, это не ко мне вопрос. Спросите у него сами, а? Не знаю, понравится ли ему, если я разболтаю.

Америка обожает пуэрториканцев. Мы воюем за нее во всех войнах, которые она ведет.

Мир всегда будет находиться с Америкой в таких вот странных отношениях: любить ее и ненавидеть одновременно.

В прошлом, возможно, и были войны, которые велись за правое дело, войны, в которых стоило участвовать. Но теперь все иначе. Война превратилась в грязную игру.

Когда-то я жил в говенной 300-долларовой квартире в Лос-Анджелесе. Я сказал себе: «Бенни, хуже уже просто быть не может».

Уверенность в себе — это иногда большая глупость. Только дураки не сомневаются.

Я покупаю книги, но читаю медленно. Накуплю книг, и лежат они у меня штабелями.

Меня вечно спрашивают о моей прическе. Я сам о ней не так уж часто думаю, честно.

Если в Америке ты кинозвезда, приходится быть и звездой телевидения. Приходится мелькать в ящике. Продавать по ящику то, что делаешь. Говорить по ящику с людьми.

Я не бегу к телевизору, чтобы увидеть что-то конкретное. Разве что иногда, когда я дома, могу сесть и посмотреть «CSI: место преступления» или там «Друзей».

Лучше что-то показать, чем рассказать словами. Это вовлекает зрителей в происходящее.

Состояться — значит получать деньги за то, что ты умеешь делать хорошо.

Марлон Брандо всех потряс. Он все изменил. Он появился из ниоткуда. Он — планка. Как Пикассо, как Майлз Дэвис. Как «Битлз» или «Стоунз».

Приятно, когда твоя работа доставляет людям радость. Это заставляет тебя относиться чуть серьезнее к тому, что ты делаешь. Словно в твоей деятельности есть смысл.

Да, наркотики очень опасны. На моих глазах столько талантов сторчалось. Я... э-э-э... веду довольно-таки здоровый образ жизни. Схожу с ума, но по-своему, по-другому.

Музыка — это да. Она меня отпускает на волю.

Кино существует всего сто лет. Задумайтесь над этим, а? Совсем молоденькое.

Я чуть-чуть кое о чем знаю.

Сбор материала, вживание в образ — это не система Станиславского, а здравый смысл.

Мне нравится, как Джек Николсон в «Беспечном ездоке» пьет виски, а потом, помните, издает такой какой-то звук: «й-ип, й-ип, й-ип». Или Бельмондо в фильме «На последнем дыхании». Каждый раз, когда он видит фото Богарта, он касается своих губ. Или Брандо в «Крестном отце» — та штука с розой. Еще я могу назвать и других людей, не актеров. Вот Роберто Клементе — знаете, бейсболист? Каждый раз, когда он бил по мячу, он как-то так делал шеей... Или Джефф Хорнасек, баскетболист, знаете? Каждый раз, когда он делал штрафной бросок, он дотрагивался до своей скулы. Жесты — это круто. Они заметны. Они врезаются в память.

Иногда актеры чересчур стараются. Нужно остерегаться, не переигрывать. Внутреннего монтажера нужно воспитывать в себе целую жизнь, не меньше. Но это ключ ко всему. Экономить жесты. Научиться не делать лишнего. Помню, Кристофер Уокен мне говорил: «Не знаешь, что делать в эпизоде, — вообще ничего не делай».

Мой «прославленный взгляд искоса», говорите? Да, я его постоянно репетирую.

Думаю, у всех бывает такой страх, когда боишься, что твой последний проект станет действительно последним. Это зависит от степени твоего пофигизма. Выдалось два свободных месяца, и ты уже вопишь: «Все! Мне больше никогда ничего не предложат!»

Интервью — это тяжело. Приходится долго нудить только о себе. Прямо стыд берет.

Занимался ли я сексом со Скарлет Йоханссон в лифте после оскаровской церемонии? Ну вообще-то я... понимаете... э-э-э... ну-у... Не знаю. Не будем устраивать лишний шум вокруг этого. Думаю, такое могло быть. И возможно, даже повторится в будущем.

Можно иметь убеждения. Главное их не придерживаться.

Учитесь чувствовать себя удобно, когда вам неудобно. Этому меня научило каратэ. Бояться неудобств хуже, чем сами неудобства.

Мне все говорили, что хорошо учиться в школе — это важно, но у меня все получилось иначе, так что я против школ. И я против тех людей, которые отбирают у детей детство, заваливая их домашними заданиями. Если ребенок хочет валять дурака, пусть валяет.

Больше всего в жизни я нервничал, когда снимал клип с бюджетом в 250 фунтов. Это моя самая первая работа.

Как сказал поэт, удаче и несчастью, в сущности, цена одна (цитата из стихотворения Редьярда Киплинга «Если...». — Esquire). Иногда оказывается, что самое худшее, случившееся с нами, по сути, самое лучшее. Или наоборот.

Люблю все доступное — я так устроен. Первые два моих фильма

Те, кто говорят, не знают, а те, кто знают, никогда не скажут. Так вот все и вертится.

Жизнь редко меняет тебя целиком, но она постоянно меняет тебя в мелочах. Например, раньше, в детстве, я любил сладкое, а теперь я его ем лишь тогда, когда оказываюсь в ресторане. Ну что ж, думаю я, раз уж я оказался здесь, пусть будет сладкое.

Если я люблю погреться на солнце и если я могу полдня просидеть на террасе с хорошим видом, это вовсе не значит, что я решил уйти на пенсию. Мои попытки насладиться маленькими вещами не имеют со старостью ничего общего.

У меня плохая память. Но я не люблю, когда мне об этом напоминают.

Очень давно, еще в детстве, когда я ходил в театральную школу, директор однажды спросил меня: «Ну и зачем ты решил стать актером?» Я искренне не знал, что ответить, и поэтому не ответил ничего. И тогда он сказал: «Чтобы самовыражаться, болван!» И я кивнул: «Да, конечно, так и есть».

Талант — это прежде всего умение сделать правильный выбор.

Я люблю ходить в театр. Там меня никто не беспокоит. Меня там даже не всегда узнают.

Самое неприятное в профессии актера — то, что люди слишком вежливы с тобой. Например, ты разговариваешь с кем-то, и все кивают тебе — даже если ты несешь чудовищную ерунду. А ведь человеку на самом-то деле нужен тот, кто говорит ему вещи, которые он не хочет слышать.

Больше всего в своей работе я ценю возможность жить чужими жизнями и никогда не платить за это.

Я бы дорого дал за то, чтобы научиться с ходу отличать хорошие советы от плохих.

Мне нравится, когда советы дают дети. Нет, я не всегда соглашаюсь с ними. Мне просто нравится такая ситуация.

Как только у тебя появляется потомство, у тебя появляются и проблемы.

Пока ты не попробуешь, ты не поймешь. Вот что я говорю своим детям.

Мои фильмы похожи на моих детей, но с одним исключением: детей невозможно перевыпустить в 3D и повторно обогатиться.

Актерам, которые отправляются на прослушивания, я всегда говорю: «Не так уж и важно, получите вы эту роль или нет — главное, чтобы вас заметили».

Есть люди, которые будут убеждать вас, что драма — это легко, а вот комедия — это сложно. Чушь! В последние годы я сыграл в нескольких комедиях, и подтверждаю, что это не так. Ты снимаешься в драме, и целый день ты пытаешь забить кого-то насмерть молотком или что-то в этом роде. А в комедии тебе только и надо, что прийти на площадку, поорать в течение часа на Билли Кристалла (американский комедийный актер. — Esquire) — и ты свободен.

Если Марти (Мартин Скорсезе. — Esquire) попросит меня о чем-то, я буду думать об этом всерьез — даже если это покажется мне неинтересным.

Я всегда чувствовал себя должником Копполы.

Мне кажется, что работа режиссера — это как работа президента. Слишком схожие цели.

У меня еще никогда не находилось времени на то, чтобы пересмотреть все свои фильмы подряд. Я вообще не особо люблю пересматривать свои фильмы. Меня от них в сон клонит.

Когда мы закончили снимать «Охотника на оленей» (фильм Майкла Чимино о вьетнамской войне, снятый в Таиланде. — Esquire), я понял, что Таиланд — великолепное место и мне надо вернуться туда как можно скорее. Но сделал я это только через 18 лет!

Мне кажется, что человек не только изменил климат планеты, но и сделал что-то со временем. Вы не замечали? Сейчас десять лет проходит так, как раньше три.

Иногда я завидую мертвецам: у них полно свободного времени.

Я все равно никогда не успею прочесть всех книг, которые хотел бы прочесть. Так что лучше и не спрашивать меня об этом.

Я предпочитаю не иметь лишних вещей. Чем больше вещей ты имеешь, тем больше энергии ты тратишь на них.

Люди бывают разные: пока одни размышляют над тем, как создать что-то по-настоящему особенное, другие думают о том, как бы извлечь из этого максимальную прибыль.

Большие деньги не слишком-то хорошо уживаются с настоящим качеством. По крайней мере в кино.

Если стул хороший, то ты не потратишь много времени на то, чтобы на нем устроиться.

Хороший отель — это тот отель, где я бы остановился. Вот и все.

Я никогда не любил Лос-Анджелес. Это единственный город, куда я соглашаюсь ехать только после того, как мне за это заплатят.

Италия давно уже изменилась. Но Рим — это Рим.

Во мне есть итальянская кровь, но я не до конца итальянец. Я немного голландец, немного француз и немного немец. Но у меня итальянское имя, и именно поэтому я привык ассоциировать себя именно с итальянской частью.

Сегодня я смеюсь чаще, чем смеялся в юности. Кажется, я стал судить людей менее строго.

Вместе со старостью всегда приходит осторожность — вот что я заметил.

Нет более важной вещи, чем перестать бояться. Но не надо путать храбрость с безрассудством.

Недавно я прочитал, что, согласно последним исследованиям, женщины чувствуют себя гораздо комфортнее, раздеваясь перед мужчинами, чем мужчины, раздеваясь перед женщинами. На мой взгляд, тут все просто: женщина всегда смотрит на мужчину оценивающе, а мужчина смотрит на женщину с благодарностью.

Похудеть гораздо проще, чем помолодеть, но даже и это вполне возможно.

Я завидую Дастину Хоффману. Он может быть и забавным, и умным одновременно. А у меня так никогда не получалось.

Реальность у каждого своя.

Если Бог есть, то у меня к нему много вопросов.

А ведь я так и не сходил на «Аватара».

Легкомысленный папаша Пьера, гуляка и игрок, вскоре после рождения сына, промотав состояние на скачках, оставил жену и малыша на попечение своего отца — потомка одного из феодальных родов севера Франции.

Детство Пьера прошло в пансионе. Именно здесь он начинает «овладевать профессией, чтобы спасти свою шкуру», — шутливо замечает сам Пьер Ришар. В течении восьми лет, каждую неделю Пьера привозили в пансион на лимузине. Чтобы как-то сгладить отчуждение сверстников — сыновей крестьян и шахтеров Пьеру приходится смешить их и кривляться.

По достижении совершеннолетия Пьер Ришар уехал в Париж, поступать на драматические курсы, против чего выступал его дед. Это послужило поводом для разрыва отношений будущего актёра с семьёй.
Ему удалось поступить на знаменитые драматические курсы Шарля Дюллена (фр. Charles Dullin), а затем он проходил стажировку у Жана Вилара. Однако в театре ему не везло; ему всегда давали роли второго плана.

Вместе со своим другом, Виктором Лану (Victor Lanoux), Ришар сочиняет короткие юмористические скетчи и в течение нескольких лет выступает с ними на подмостках кафе-театрах, рядовых кабаре и престижных мюзик-холлов. Ришар хорошо танцевал и один из созданных актером эстрадных образов — застенчивый и рассеянный недотепа — становится его «визитной карточкой» в кино.

В 1967 году его пригласил режиссёр Ив Робер (фр. Yves Robert) для съёмок в фильме «Блаженный Александр». В дальнейшем Ришар снялся у него в известных фильмах о приключениях высокого блондина.
В 1976 году Пьер Ришар снялся в фильме «Игрушка» режиссёра Франсиса Вебера (фр. Francis Veber). Фильм был снят по настоянию самого Ришара. Сюжет же фильма зародился за пятнадцать лет до выхода фильма, пока Вебер не показал его Ришару. Будучи молодым журналистом, Вебер увидел у витрины Парижского универсального магазина розового карапуза, состоятельные родители которого старались угодить всякому его капризу. Тем же вечером был написан небольшой рассказ. Ришару так понравился этот сюжет, что он не только согласился сыграть главную роль, но даже взялся продюсировать это фильм.

В 1981 году в фильме

Когда мне было 11, я сломал ключицу, спрыгнув с крыши нашего трехэтажного дома в Манки Холлоу в Мэриленде. Чтобы вы могли представить содержимое моей головы в то время: я прыгнул с зонтом, рассчитывая взлететь. Ничего не вышло, я упал в бетонную яму, наполненную водой — мой отец строил беседку для барбекю. Когда я приземлился, отец вышел на крыльцо и увидел меня лежащим в бетонной яме, с зонтом, надетым на шею. Он сказал матери: «Этот мальчик никогда не станет президентом. Ты родила идиота». Я ответил: «То же самое говорили про Эдисона, пап».

Когда мне было шестнадцать, моя мать, всегда считавшая, что я талантлив, отвезла меня в институт Дрексела в Филадельфии, чтобы узнать, к чему я предрасположен в жизни. После трех дней тестирования моей матери сказали: «Ваш сын отлично подходит на должность водителя сортировочной машины или помощника электрика, в особенности — электрика по лифтам».

Моя мать считала меня хулиганом. Ей принадлежал спортзал «У Барбеллы», и она выжимала 70 килограммов. Когда ей казалось, что я слишком обнаглел, она скручивала меня — она знала все борцовские приемы, — клала себе на колени и порола щеткой. И совсем не слабо: после порки мне чуть ли не скорую нужно было вызывать, чтобы избавиться от щетины в заднице.

Моя мать ведет очень яркую жизнь. Кроме того, что в молодости она работала артисткой в цирке, она — первая женщина на моей памяти, которая вела бодибилдинг-шоу на телевидении, это было в 1950-е. К тому же она прекрасный астролог, гадает по рукам и даже изобрела рампологию — предсказание по заднице. У нас, разумеется, очень близкие отношения, но по своей заднице я ей гадать не разрешаю, вдруг там написаны дурные предзнаменования.

Я заинтересовался бодибилдингом еще в детстве — из-за кино. Однажды я увидел Стива Ривза в «Освобожденном Геркулесе» и подумал: «Этот странный парень с бородой и широченными икрами может разрушить храм в одиночку и замочить всю римскую армию. Мне тоже так хочется». Я стал размышлять о том, как бы мне хотелось выглядеть. Не всякому нравится быть слишком накачанным, потому что тогда ты не очень-то похож на человека. Ты похож на Геракла, что неплохо до тех пор, пока тебе не предложат роль бухгалтера.

Я снимался голым. Мне тогда было нечего есть, меня выставили из квартиры, и я четыре ночи подряд провел на автобусной станции, пытаясь не попасться легавым и хоть немного поспать. Книги я положил в камеру хранения. Я был в отчаянии. Вот почему, прочитав в газете о возможности заработать за день сто долларов, я решил, что это подарок судьбы. А то, что пришлось раздеваться, меня особенно не волновало — там нет никакой порнографии, с чего бы мне волноваться? Когда ты голоден, ты делаешь много такого, чего обычно делать не стал бы. Смешно, до какой степени растягивается мораль в целях самосохранения. Но еще смешнее, когда ты стоишь перед камерой и пытаешься убедить себя, что занимаешься серьезным делом. Я думал: «Ну, может, это будет настоящее искусство». Так или иначе, я должен был сняться или ограбить кого-то. Я был на краю пропасти. А за два дня съемок я получил 200 баксов и выбрался с автобусной станции.

Я играл жеребца, который приглашал желающих на вечеринку через газетное объявление. К нему пришли человек десять, целовались и обнимались — и все. По нынешним стандартам, фильм почти прошел бы родительскую цензуру.

Мои дочки не подозревают, чем я зарабатываю. Они заполняли анкету в школе и написали, что я играю в гольф и работаю в саду.

Моя пятилетняя дочь пришла в школу, и какой-то мальчик взял ее стул. Она ему сказала: «Еще раз так сделаешь — я тебе голову отрежу». Кажется, пришло время проследить за тем, что смотрят дети. Дочки растут маленькими рэмбятами. Раньше они плакали, а теперь говорят зевая: «А... опять труп». Скоро их потребуется отдать в программу реабилитации.

Один человек имел смелость въехать в мою машину. Я вышел и говорю: «Тебе не кажется, что стоит извиниться?» Он отвечает: «Иди в жопу». Я только что подвозил своего сына и сказал этому парню, что у меня в машине мог быть ребенок. Он опять: «Иди в жопу». Я почувствовал себя обязанным, морально и в прочих смыслах, ему врезать. Совершенно в стиле Рокки я с размаху дал ему левой. Этот удар стоил мне 15 000 долларов.

Я должен делать то, чего ждут от меня зрители. Давайте признаемся: существует связь между мной, Рокки и Рэмбо. С годами стало трудно отличать настоящих и вымышленных людей. Когда я напрягаю свои артистические способности и показываю другую сторону себя — меня отвергают. О’кей, меня это устраивает. Я — стереотип, и ничего не могу с этим поделать.

В какой-то момент я стал защищаться. Противно, что я, Сильвестр Сталлоне, стал синонимом бездумного, односложного насилия. Я превратился в доисторического пещерного человека. Люди брали этого вымышленного героя и помещали в реальные обстоятельства. Это как защищать свою религию — тут нельзя победить. И чем больше я защищался, тем большим дураком выглядел.

Однажды я ехал в «порше» по аризонской пустыне и разогнался почти до 200 километров в час. Конечно, меня остановил легавый. Я говорю: «Вы видели их?! Вы их видели? Вы их остановили? Они все еще там?» Он говорит: «Чего?» А я продолжаю: «Там восемь парней с пушками! Срань господня! Я еле ноги унес. Сделайте мне одолжение — арестуйте меня, они хотят меня убить. Я не знаю, кто они. Им наверное не понравился Рэмбо, какая-то радикальная группировка. Они угрожали мне, писали письма, а теперь до меня добрались!» Ну он проводил меня до самой границы штата. «Я провожу тебя, Рэмбо. Я помогу тебе, Рокки». А я сказал: «Спасибо, сэр».

Помните, когда Рейган бомбил Каддафи? Он сказал: «Я посмотрел Рэмбо и знаю, что делать». А потом Саддам вспомнил про Рэмбо в бункере. Я стал синонимом типа мышления. Символом. Это всегда беспокоило меня в путешествиях. Была масса угроз. Когда я приезжал в Канны, меня угрожали убить. Да и в странах третьего мира меня отнюдь не боготворят.

Актерство питает только эгоцентрическую часть меня. Мне нравится видеть себя на экране. Не всегда, но и не до такой степени, чтобы идти к психиатру. Режиссура — очень разноплановое занятие. Вроде того, как тренировать спортивную команду. А сочинительство для меня — это почти чистая эротика. Когда в голову приходит хорошая идея или фраза, я могу выскочить из-за стола и сделать колесо или стучать головой в стекло от экстаза. Один сценарист создает работу для трехсот человек и развлечение — для трех миллионов. Так кто главный человек в фильме?

Конечно мы соревнуемся. Мы даже говорили об этом. Мы как Мухаммед Али и Джонатан Фрейзер. Лямотта и Шуга Рэй. Арнольд и Слай.

Каждое утро я выползаю из кровати и спрашиваю себя: «Мне действительно это нужно?» И тащусь в спортзал в гараже. Это невесело, и я это ненавижу. Я занимаюсь в одиночестве, поднимаю штангу. У меня 25 разных сложных аппаратов, я один, мне хочется спать, все тело болит, и ты смотришь на них, и в каждом 160 килограммов, а самое тяжелое, что ты поднимал за последние восемь часов, — это подушка.

Всю свою жизнь я тренировался, но как бы ты ни был умен, тебе нужен тренер. Ты должен ходить в спортзал, чтобы тебя оценивали и тобой руководили. Нельзя тренировать самоё себя. Также я отношусь к церкви. Церковь — это спортзал для души.

Когда я участвую в съемках, я каждый день ем одно и то же. На завтрак — салат из тунца или из курицы с капустой, и все. На обед — телятину с рисом, или рыбу с рисом, или стейк с рисом. Это очень надоедает. Господи, как же это надоедает.

Я как скаковая лошадь. Чем ты ее накормишь, так она и побежит.

Когда ты становишься богатым и знаменитым, тебя отсекают от реальности. Между тобой и настоящей жизнью всегда находятся люди, которые заботятся о тебе, решают твои проблемы, следят, чтобы ты был счастлив и в безопасности. А когда происходит несчастье, ты понимаешь, что никакая слава ни от чего не защищает.

Когда я увидел полностью сведенный вариант «Рокки», я сказал продюсерам, что он соберет 100 миллионов. Продюсеры сказали: «Если он принесет такие деньги, мы купим тебе любую машину на земле». Я получил свой Mercedes 450 SEL.

Я продолжаю твердить: я больше чем Рокки. Но правда в том, что это не так. Я хотел бы быть хотя бы половиной его. Я был глуп. Рокки — одно из самых честных моих творений.

Я хочу, чтобы меня запомнили человеком, который имел решимость преодолевать обстоятельства. Моя догма — проявлять настойчивость. Будь вы даже чумой, заражающей воздух, о вас хотя бы услышат. «Все, что угодно, лишь бы избавиться от него».

Все совершают ошибки. Я смотрю вокруг, на моих сверстников, и вижу в их глазах горькую мысль: «Я прожил не ту жизнь, которою хотел, и теперь я столько могу сказать, но никто не хочет меня слушать». Я тоже чувствовал так, и если этого не преодолеть, это может убить тебя изнутри.

Я не думаю, что человека надо мучить, запирать в шкафу или лишать любви. Но я точно знаю, что если у него всего в избытке, он не выработает ни сознательного взгляда, ни голода, ни чувства беззащитности, без которых невозможно писать. Большинство писателей и художников не довольны своим творчеством. Представьте, что вы выросли в доме, где вас окружала любовь и забота, и вам твердили, что вы самый лучший. Откуда у вас возьмется мотивация делать хоть что-нибудь.

Счастливая жена — счастливая жизнь. Мне потребовалось 30 лет, чтобы до этого допереть. Когда вы собираетесь поспорить, убедитесь что есть повод посерьезнее, чем пульт от телевизора. Теперь я знаю, как заполучить фантастическую, великолепную жену. Теперь я могу писать, могу думать и чувствую, что мне есть что доказывать.

Я отбрасывал слишком большую тень, и мой сын стал съеживаться. Он винил меня во всех неудачах: если бы отцу не досталась вся слава, если бы отец не оставлял таких больших следов на песке. Я подумал: «Господи, он себя в гроб загонит». Он выбрал роль капитулянта и сгорит в ее огне, и его никак не спасти. Я всегда старался быть с ним поаккуратнее, но все-таки сказал: «Знаешь, малыш, жизнь — это не как сильно ты бьешь, а после каких ударов остаешься на ногах. Ты не можешь всю жизнь сваливать ответственность на других. Так только трусы делают».

Мир очень молод, и когда ты достигаешь определенного возраста, все считают тебя устаревшим. Я сказал себе: «Со мной такого не произойдет». Многие разделяют мои чувства, но мало кто их высказывает.

Убить героя для меня — это какой-то перебор хемингуэйщины. Мне не хочется, чтобы мой матадор закончил на рогах у быка, проносящего его по улицам Памплоны. Лучше уж он запрыгнет к быку на спину и поедет навстречу закату. И посмотрим, что будет.

Другие актеры должны ждать хороших сценариев, а я могу написать свой собственный. Когда мне кажется, что пора сняться в боевике, я пишу сценарий боевика. Если мне захочется сделать любовную историю, я напишу ее. Пока мой мозг не повредится, или Провидение не решит от меня отвернуться, я вряд ли испишусь.

Я начал писать сценарии после того, как посмотрел «Беспечного ездока». Я купил две книги: одну о написании сценариев, что-то типа «Пишите для удовольствия и для денег», а другую — сценарий «Беспечного ездока». Я прочел его и подумал: «Ничего себе! Это же просто диалоги из жизни, а людям за них платят деньги. Я могу не хуже». Так что я сел и написал свой первый сценарий. Он назывался «Плачь в голос и шепчи, как ветер, одним дыханием». Это был апофеоз помпезности. Я в то время, видимо, слушал слишком много Дилана. Разумеется, никто не стал даже читать сценария с таким названием. Я дал его какому-то алкоголику, и даже он сказал, что сценарий говно. Тогда я написал другой, под названием «Печальный блюз». Это был дурацкий сюжет про рок-певца, больного сердечным недугом, который можно было вылечить только веществом, содержащимся в бананах. Да, у меня слабость к бананам... Короче, рокер влюбляется в девчонку, а затем она его бросает. Певец так расстроен, что выходит на сцену, не съев своей ежедневной дозы бананов, — и посреди песни падает без чувств. Тут прибегает девчонка со связкой бананов, но уже поздно: он умер. Та-дааа.

Кино — это моя реальность. Когда я выхожу со студии, я вступаю в чужеродный мир, в котором мне не очень уютно. Когда я был ребенком, в школе Монтгомери Хиллз учителя проголосовали за меня как за наиболее вероятного претендента на электрический стул — и они не имели в виду кино. Честно говоря, я так плохо уживаюсь в обществе, что, не работая над фильмом, я дрался раз в две-три недели.

Я врожденный критик — себя и всего на свете, и у меня на все есть свое мнение. Я должен его иметь. Тому, кто не имеет своего мнения, стоит уехать в Тибет и распевать там мантры.

Если окинуть взглядом свою жизнь, готов спорить, о 80% своих поступков вы пожалеете. Но жизнь — это и есть ошибки.

"Ожидания - причина всех разочарований".

"Человек, который ничего не хочет, непобедим".

"Кошки - очень независимые животные. Сексуальные, если хотите. Собаки совсем другие. Они послушные. Кошка не подойдет, если ты ее просто позовешь, а не приманишь едой. В общем, кошек я люблю больше".

"Все меняется с возрастом - мысли, тело, взгляд на мир".

"Я бы не хотел, чтобы мои дочери встречались с таким парнем, как я. Когда мне было 20, я был опасен для женщин".

"Однажды я играл гомосексуалиста, и люди были больше расстроены тем, что я поцеловал мужчину, чем тем, что я кого-то убил".

"Есть фильмы, которые хочется навсегда забыть. Но даже они меня чему-то научили".

"Мы живем в сложное время".

"В 30 лет я еще жил в Испании и понятия не имел, как буду платить за жилье".

"Это может прозвучать резко, но мне плевать на мою карьеру. Я не люблю актеров, которые планируют все на годы вперед, заботятся об имидже".

"Мне нравится то, что Америка - разная. Мне нравится чувство юмора американцев - они не злые, как жители некоторых других стран".

"Я очень мнителен. Если мое сердце начинает биться чуть быстрее, чем обычно, я сразу думаю, что это приступ".

"Девушка 22-х лет с 60-летним мужчиной - обычное дело. Но если все наоборот, люди сразу делают большие глаза".

"Мне сложно иметь дело с теми, кто постоянно пребывает в депрессии".

"Я люблю путешествовать и пробовать что-то новое".

"Я не такая уж большая звезда. Я - маленькая планета".

"Персонажи не принадлежат никому. Даже тем, кто их играет".

"Голливуд - огромная машина, которой постоянно нужна... свежая плоть. Это грубо, но это так".

"Я - счастливый человек. Мне повезло, что многие люди - продюсеры, режиссеры, зрители - верят в меня".

"Я много плачу. Мужчине сложно признать это. Я плачу в кино".

"Иногда мне очень стыдно за то, что я много времени провожу не дома, вдали от детей".

"Кинематограф открыл для меня мир возможностей".

"Каждое утро я занимаюсь йогой, бегаю полчаса и хожу в сауну".

"Не думаю, что кто-то из актеров сыграл больше геев, чем я".

"У меня дома потрясающая музыкальная студия, моя любимая игрушка. Я потратил на нее почти полмиллиона долларов".

"Я пытаюсь научить своих детей быть открытыми".

"Мне кажется, я - романтик и оптимист".

"Смотрясь в зеркало утром, я спрашиваю себя: "Я - секс-символ?". А затем снова иду спать. Глупо так думать".

"В какой-то момент я понял, что не хочу работать ради денег".

"Необходимо работать с людьми, которых действительно любишь".

"Я знаю, что после моей смерти люди будут вспоминать мое сотрудничество с Альмодоваром".

"Мне нравится стареть". 13 правил жизни блистательной Мэрил Стрип

Сегодня, 22 июня, свой 68-й День рождения празднует Мэрил Стрип – одна из величайших актрис современности.

На сегодняшний день Стрип построила блистательную карьеру в Голливуде, создала крепкую семью и отдала львиную долю гонораров на благотворительность. По-настоящему мудрая женщина с большим сердцем и широкими взглядами на жизнь, часто удивляет яркими фразами, пропитанными жизненным опытом и юмором.

По случаю Дня рождения Мэрил Стрип правила жизни актрисы.

1. В молодости я оказалась в машине с одним идиотом, который гнал со скоростью 120 миль в час. Я могла сказать: «Эй, Джером, остановись, мне страшно». Но я промолчала. Так часто бывает в жизни. Тебе страшно до смерти, но ты молчишь.

2. Недавно я увидела по телевизору Манхэттен Вуди Аллена и вспомнила, какой я себе тогда казалась уродиной - толстуха с гигантским носом. Я хотела быть худой, как модели из журналов, но в какой-то момент поняла, что мне не светит, и смирилась.

3. Бокал вина - это то, что меня всегда выручает.

4. Я оxренительно благодарна Богу за то, что до сих пор жива. Многие мои друзья болеют, многие поумирали, а я все еще тут. Мне не на что жаловаться.

5. Мой совет: не тратьте так много времени на заботу о том, идеальная ли у вас кожа или поправились ли вы на килограмм. Задумайтесь, что вы вообще сделали в этой жизни, что вы имеете в ваших руках.

6. Я верю в силу смеха. И мне кажется, что вы легко сможете обезоружить людей, если вам удастся их рассмешить.

7. Для меня одежда - это черта характера, часть меня. Я не следую моде и ничего не понимаю в тенденциях.

8. Мне нравится стареть, потому что теперь, если мне предлагают роль, то, как правило, чертовски интересную. 

9. Я против пластической хирургии. Более того, когда я встречаю человека со следами пластики, мне трудно с ним общаться. Это словно вуаль, которая скрывает ото всех ваше лицо.

10. На самом деле для счастья достаточно всего трех простых вещей - любви, вкусной еды и секса. 

11. Мне нравится, кем я стала. Другим людям, может, и нет, но сейчас я чувствую себя комфортнее и свободнее. Вы должны принять свой возраст, что с каждым годом становитесь старше. Жизнь настолько драгоценна! Когда вы начинаете терять людей вокруг себя, то понимаете, что каждый день это подарок для вас.

12. Вы не должны быть известными. Вы просто должны сделать так, чтобы ваши отец и мать гордились вами.

13. Платить за сумку две тысячи евро? Да я лучше буду носить косметичку в зубах! Лучше эти деньги потратить на благотворительность

Благодаря кому Дастин Хоффман увлекся кино? Какой конфуз произошел с Дастином, когда он в первый раз вышел на сцену? Кем подрабатывал Хоффман в свободное от учебы время? Какой фильм стал первым большим успехом актера? За что Дастин получил свой первый 'Оскар'? Какие фильмы принесли актеру всемирную известность? Что, по словам коллег Дастина, отличает его от других актеров? Почему в юношестве Хоффман стеснялся знакомиться с девушками, и что помогло ему перебороть этот страх?

Начало карьеры

Дастин Хоффман появился на свет 8 августа 1937 года в Лос-Анджелесе. Его родители были потомками еврейских эмигрантов из Румынии и Российской империи. Отец Дастина перебивался случайными заработками и безуспешно пытался открыть собственный бизнес. Мать была джазовой пианисткой и большой поклонницей искусства.

Под воздействием матери и старшего брата Рональда, который подрабатывал статистом на киностудии, Дастин пристрастился к актерскому мастерству. Его дебют на сцене состоялся в 12 лет в спектакле 'Рождественская песнь' по повести Чарльза Диккенса. Однако первое появление Хоффмана на сцене вызвало большой скандал. Подговоренный одноклассниками, в конце спектакля он произнес фразу: 'Храни нас всех Бог, черт побери!', из-за которой был исключен из школы на следующий день.

В 1952 году Дастин перешел в школу 'Los Angeles', где научился играть на пианино. Музыка настолько увлекла юношу, что он решил поступать в Лос-Анджелесскую консерваторию на факультет джазового и классического пианино. Но прошло два года, и Хоффман понял, что игра в театре доставляет ему большее удовольствие.

В 1958 году, после окончания театральной школы 'Pasadena Playhouse', Дастин собрал вещи и уехал в Нью-Йорк. Говорят, что на его выбор повлиял режиссер театра Барни Браун. Однажды он сказал парню, что его ждет большое будущее, и он добьется своей цели. Благодаря его словам Хоффман поверил в свои силы и смог поступить в престижную актерскую студию Ли Страсберга.

В свободное время Дастин подрабатывал в

когда меня спросили про интервью для «правил жизни», я сказал себе: «Зачем? Я же еще жив».

для меня интервью — это способ самоанализа. Не могу представить ситуацию, когда ты сам себя спрашиваешь: «Как вы будете воспитывать детей? И как на вас повлиял Кубрик?». Если бы я не давал интервью, не знал бы про себя очень многого.

нужно учиться быть созерцательным. Не глядеть, а видеть.

абсолютное большинство людей, появляющихся сегодня в телевизоре, как бы говорят: «Я интеллигентный, образованный и знающий человек». А в фейсбуке так вообще: все сто процентов — это умные и образованные люди, обладающие точностью понимания, верной оценкой происходящего и практически всегда готовые спасти планету. Но это не так.

десять заповедей — это не десять заповедей того, как стать святым. Десять заповедей — это просто техническая характеристика нормальности.

самое тяжелое — быть нормальным. Мы сразу хотим стать лучшими, великими, хотим остаться в памяти. А ведь Тортила спела: «Чтобы быть таким, как есть, нужно мужество и честь». Или не Тортила? (Александр Градский. — Esquire)

у меня было обычное советское детство. Поселок Передовая Текстильщица, яростные годы перестройки, потом девяностые. Но я никогда не стану говорить, как рэперы любят, что вырос в трущобах, вокруг было все плохо, законы злых улиц, алкоголь и наркотики. Да, это все было, и мы выросли в мире, от которого нас так старательно пытались защитить. Но потом мы открываем для себя другой мир.

дуракам везет. Нужно стать дураком, и я им стал.

я часто слышу: «Я не снимаюсь в телесериалах». Я говорю: «А я снимаюсь, и я знаю, почему я это делаю: готовясь к Олимпиаде, нужно тренироваться, а не просто ждать Олимпиады».

вам, возможно, первому признаюсь: все мои роли — это практически и есть все то, что мне предлагала жизнь. Каждое предложение я воспринимаю, как студент, который никогда не снимался.

я никогда не собирался становиться актером и никогда не мечтал об этом. Я даже не знал о том, что бывают места, где этому учат. Мое решение было связано с не лучшим, наверное, периодом в моей жизни. Помните, был такой спирт — «Рояль»? Сам по себе он зло, но мое желание стать актером связано именно с употреблением этого легендарного напитка. Помню, сидели мы в одном пансионате с ребятами из Ивантеевской группировки; случайно познакомились, когда я с друзьями туда поехал. Мы жили на одном этаже и две недели провели в полном коматозе. Лидером у них был парень по кличке Курган, и вот от него я впервые и услышал, что есть такие институты — ГИТИС и ВГИК.

мой герой в профессии — микки рурк. Многие думают: Де Ниро или Аль Пачино? Сталлоне или Шварценеггер? Чак Норрис или Брюс Ли? А у меня есть только Микки Рурк, а у него даже нет антагониста. Для меня он — русский человек. Я читаю его интервью, смотрю за способом его жизни, за его саморазрушением, за его преображением. Он сказал: «Я человек, который просрал все». И я вижу за этими словами человека, умеющего дать точный анализ своей жизни. Такой человек, как птица Феникс, имеет право возродиться и идти дальше, ничего никому не доказывая.

мне всегда хотелось познакомиться с Рурком. В один из его приездов в Москву я купил литр водки, зашел в ресторан, где он ужинал... Но перед этим, если позволите, расскажу историю. Я был в гостях у своего духовника и говорю ему: «Вот, батюшка, Микки Рурк в Москве». — «Так поезжай к нему». — «Нет, бать, я никуда не поеду, потому что он наверняка здесь по делам». Тогда он сказал: «Два раза не повторяю. Я тебя благословляю ехать». Есть такое понятие — ослушание и благословение; поэтому хочешь не хочешь, а надо ехать. А он достает пиратскую копию «Франциска» (фильм 1989 года о жизни святого Франциска Ассизского с Рурком в главной роли. — Esquire) и говорит: «Вот, возьми для меня автограф. И вот тебе икона Богородицы — иди и подари ему». И вот я с этой иконой, с диском и с бутылкой водки захожу в ресторан, где сидит Микки Рурк, и, робея, говорю: «Отвлеку вас на одну секунду. Я должен выполнить благословение батюшки. Я ни в коем случае вас не побеспокою, просто по благословению зашел. Вот, возьмите икону Пресвятой Богородицы, как бы духовное благословение, и вот, пожалуйста, подпишите». И тут Микки спрашивает: «Так у тебя есть падре?» Я говорю: «Ну да». Тогда он встает и говорит: «Принесите нам водки». А я говорю: «Водки не надо, водка есть». И вот мы сели и на глазах у людей эту литрушу вдвоем выпили. Понимаю, я был виноват перед переводчицей, перед Аней Зайцевой, которая весь день переводила и пришла в ресторан просто поесть, а тут ей пришлось переводить весь этот бред. Закончилось все на «запиши мой домашний». Когда прощались, он меня избил, заборол. Он мощный, я думал, он мне легкие отобьет. А он говорит: «Все, ты мой брат, приезжай. Я из Нью-Йорка, а вынужден работать в Лос-Анджелесе. Запиши мой домашний адрес. Будешь в Нью-Йорке, чтобы тут же позвонил. Мои черные братья встретят тебя в аэропорту». И это все действительно было. Я понимаю, что это примерно то же самое, как в детстве, в пионерлагере, расставаясь навсегда, мы клялись, что будем писать друг другу письма. Но потом мы встретились второй раз, снова в Москве, и он сказал: «Думаешь, я тебя забыл? Человека, у которого есть падре?» А потом я должен был ехать в Нью-Йорк. Написал ему письмо, и он мне ответил, что снимается в «Железном Человеке». Никакие черные братья встречать меня не приехали. Он протрезвел, я все понимаю. Но это не важно. Не так важна была дружба, как, скорее, важна была встреча.

вера — это возможность видеть все как чудо.

был у меня такой период — не то чтобы депрессия, но нечто близкое. Мне было тридцать лет, я был один, работы чаще не было, чем она была. И совершенно неожиданно я пришел к тому, что стал по утрам бегать. Обычно мы бегаем, когда у нас режим, работа и все хорошо. А когда все плохо и ничего нет, то и бегать не хочется. Но я стал по утрам бегать. Надевал кроссовки и просто бегал — не для здоровья, не для спорта, не для фигуры. Убегал от чего-то, гнал мысли. Возможно, это какая-то глупость, но глупости тоже иногда нужно делать.

очень важно знать, где дно твоей жизни, побывать на нем. Юность дана для того, чтобы ты успел нырнуть и сплавать вниз. Но твоя задача — не остаться на дне, а научиться отталкиваться от дна, всплывать.

не надо быть бабушкой, которая просто стоит на вокзале рядом с неподъемным чемоданом. Надо попытаться его поднять. Да, у тебя не получится, но это увидят другие, а они могут предложить помощь. Если просто стоять рядом с проблемой, никто и не догадается, что помощь тебе нужна. Даже Господь призывает нас стучаться, просить. Все чудеса, которые Христос сделал, были сделаны по чьей-то просьбе. Ни одного чуда, сделанного без просьбы, вы в Библии не найдете. Наверное, это очень важный момент.

вот у ленинградского проспекта есть дублер, и моя профессия — это как дублер моей жизни. Я люблю ездить по дублеру — и чаще всего по нему езжу, — но бывают участки без дублера. Жизнь я воспринимаю как шестиполосный проспект.

жизнь — это глагол, не существительное. Когда ты живешь, ты действуешь.

принимать жизнь как есть — самое важное. Смирение выше поста и молитвы. Постись не постись — лучше не станешь. А вот смирение — это труд, который ведет к преображению. Вдруг начинаешь видеть то, чего не видел еще вчера.

дай бог мне удержать то, что сейчас вслух говорю. Быть тем, кем себя показываю. Как только ты вслух что-то произнес — всегда будут испытания. У желающих вывести на чистую воду Андрея Мерзликина есть очень много возможностей ткнуть меня, как котенка, в собственное же дерьмо. Я знаю это.

я спокойно отношусь к тому, что меня могут увидеть человеком, который оступается. Да, я могу выпить не только чаю, и да, я могу сняться не только в хорошем кино.

я громко говорю: я не толерантный человек. Ни на секунду, ни разу. И не надо даже заменять это слово на русское слово «терпимость». Не нужно.

крупные суммы у меня уводили не раз, но в итоге я выработал правильный рефлекс: что бы ни происходило, в первую секунду я, может, и расстраиваюсь, а во вторую думаю: а ну и ладно. Как говорится, спасибо, Господи, что взял деньгами.

эпитеты меняются очень быстро. Еще совсем недавно — в советское время — было понятие «великий», и его можно было применять вполне искренне. Сейчас мы говорим «популярный» или, еще хуже, «рейтинговый». А еще есть понятие «медийный».

я не элвис пресли, у нас разная степень популярности. Я сюда сейчас приехал на метро.

Кем Грегори Пек мечтал стать в детстве? Какой урок он усвоил из военной академии? Почему Грегори выбрал профессию актера? Чего, по словам режиссера студенческого театра, не хватало Пеку, и что в нем было особенного? Как Грегори в совершенстве овладел актерским мастерством? Какой фильм принес ему первый успех и первую номинацию на 'Оскар'? Ради кого актер бросил свою жену Грету Кукконен? Благодаря какой роли Пек стал звездой Голливуда и получил свой долгожданный 'Оскар'? О чем всю жизнь мечтал Грегори, и исполнилось ли то, чего он хотел?

Ранние годы

Грегори Пек появился на свет в городке Ла-Хойя, штат Калифорния, 5 апреля 1916 года. Его родители имели в роду английские, ирландские и шотландские корни. Отец занимался аптекарским делом, а мать была домохозяйкой. Когда Грегу исполнилось три года, родители развелись, и его отдали на воспитание бабушки. С ней он провел счастливые девять лет.

В двенадцатилетнем возрасте Грегори определили в военную академию в Лос-Анджелесе. Несмотря на всю строгость порядков, мальчику там нравилось. Позже в одном из интервью Пек признался, что научился в академии двум вещам: уверенно начинать задуманное дело, и доводить это дело до конца.

Однако карьера военного Грегори не прельщала. С детства он мечтал стать врачом, поэтому после окончания академии поступил в Калифорнийский институт в Беркли. Здесь, помимо медицины, Пек увлекся литературой и театром. Однажды во время репетиции спектакля, режиссер подозвал к себе юношу и сказал, что как у актера у него множество недостатков. Но у него есть одно свойство, которого нет у других ребят – он умеет притягивать сердца.

Режиссер посоветовал Грегори заниматься тем, что ему интересно, но помнить, что если он захочет, то сможет стать актером. Эти слова сильно зацепили юношу, и вскоре он забросил идею быть врачом. В 1939 году, получив диплом бакалавра, Пек отправился в Нью-Йорк покорять Бродвей. Здесь ему удалось поступить в театральную школу и даже получить небольшую стипендию, однако стать большим актером оказалось не так просто.

Сначала Бродвей не принял Грегори. Некоторое время он был вынужден работать на стройках, ярмарках, билетером и даже манекенщиком. Но после прохождения курса актерского мастерства по методу Станиславского, его положение улучшилось. Наконец, Грега взяли стажером в небольшой театр 'Бартер', который помогал начинающим актерам. Здесь и началась карьера будущей легенды Голливуда.

Восхождение звезды

Американскому актеру и режиссеру Клинту Иствуду скоро исполнится 84 года, а он все еще 'в седле'. Правда, в последнее время он предпочитает кресло, и не простое, а режиссерское. И надо признать, на новом поприще Иствуд добился не меньших успехов, чем на актерском. По версии Американской киноакадемии, он уже дважды становился Лучшим режиссером, что удается далеко не каждому мастеровитому кинематографисту.

Ранние годы

Клинт Иствуд появился на свет в Сан-Франциско 31 мая 1930 года, в семье простого рабочего. В его жилах течет ирландская, голландская, английская и шотландская кровь. После окончания Оклендской технической школы Иствуд хотел получить музыкальное образование, но его планам помешал призыв в армию. Вернувшись из армии, он поступил в Лос-Анджелесский Университет на экономический факультет.

В студенческие годы Клинт начал интересоваться актерским мастерством. Он участвовал в постановках спектаклей, писал сценарии, играл на сцене. В надежде сняться в каком-нибудь фильме, Иствуд ходил на кастинги и участвовал во всевозможных пробах.

Наконец, в 1955 году ему повезло – он заключил контракт с компанией 'Universal' на семь лет. Казалось, безденежье и нищета теперь не страшны, но неожиданно через год компания рассталась с молодым актером. Клинту ничего не оставалось, как дальше ходить на пробы, учиться актерскому мастерству и посещать спортивный зал.

Хождение по кинокомпаниям иногда приносило Иствуду удачу. Он получил небольшие роли в фильмах 'Тарантул' (1955), 'Звезда в пыли' (1956), 'Эскадрилья Лафайета' (1958). А однажды, блуждая по коридорам компании 'CBS', Клинт встретил солидного мужчину в костюме, который пригласил его на пробы нового телесериала 'Сыромятная кожа' (1959-1966). Так он получил роль, благодаря которой его смогли заметить многие режиссеры. Работа на телевидении нравилась Иствуду, но ему давно уже хотелось сняться в полнометражном фильме. Поэтому в 1964 году он с легкостью дал согласие на участие в картине какого-то итальянского режиссера. Им оказался еще не известный мастер вестерна Серджо Леоне.

Карьера актера

Сотрудничество с Серджо Леоне обеспечило Клинту Иствуду

Я никого не убил.

Моя самая большая слабость — это несдержанность. Но, слава богу, я уже не такой несдержанный, как был когда-то.

Я никогда не ощущал на себе гнева Господня.

Журналисты — единственная порода людей, которые способны сожрать тебя живьем.

Люблю ли я тех, кто меня ненавидит? Они не нравятся мне, но я их люблю.

Я люблю женщин, потому что женщина — это лучшее, что замыслил Господь. А если женщины хотят быть такими же, как мужчины, то есть опуститься на ступень ниже, что ж, пусть будет так.

Мне нравится быть отцом. Так ты становишься моложе. А еще это возможность начать жизнь сначала, разглядывая ее под другим углом.

У детей учишься большему, чем они учатся у тебя.

Я впервые задумался о том, чтобы стать режиссером, в 16 лет. Я хотел снять кино о викингах на старонорвежском, который тогда изучал. Глупая идея, да? Но именно поэтому я стал режиссером.

Играть — значит лгать. Искусство актера — это искусство тонкой лжи, и долгое время мне платили только за то, что я замысловато лгал перед камерой.

Все говорят, что Голливуд — это фабрика, но забывают сказать, что на этой фабрике каждый из нас является лишь незначительным узлом огромного механизма. Если мы ломаемся, нас меняют.

Человек умирает постепенно. Разве многие события нашей жизни — это не этапы смерти? Разве жизнь не покидает нас по частям?

У меня много разных страхов. Например, что утром закончится молоко для хлопьев или что кто-то отчекрыжит мне яйца.

Чем незаметнее зло, тем оно страшнее. Дьявол не держит над головой неоновую вывеску «дьявол».

Зло находит свой путь к каждому из нас, но есть одно общее: в первую очередь зло убеждает тебя, что его не существует.

Дарите врагам мороженое.

Не понимаю, как можно не подружиться с Джоди Фостер.

Все, что я сделал после «Смертельного оружия-4», — это попытка принести извинения за «Смертельное оружие-4».

Что делает с человеком хорошее кино? Развлекает? А может быть, учит? Или возвышает? Хорошее кино делает все это одновременно. В противном случае ты просто тратишь время перед экраном.

Большинство фильмов — это просто горы катушек с пленкой, если разобраться.

Человек на экране и человек в жизни — это разные люди. Помните, как говорил Кэри Грант? Его спрашивали, каково это — быть Кэри Грантом, а он отвечал: «Понятия не имею, что это за парень».

Любые перемены сопровождаются болью. Если ты не чувствуешь боли, значит ничего не изменилось.

Иногда мне кажется, что самая великая способность человеческого разума — это способность забывать.

Лучший ответ, который ты можешь получить на глупый вопрос, — это тишина.

Мечты всегда смотрятся жалкими на бумаге.

Я никогда не говорил, что готов умереть с оружием в руках.

Почему-то многим кажется, что я республиканец, но это не так. На прошлых выборах я вообще не знал, за кого голосовать. Ты смотришь на них, а в голове у тебя что-то вроде: «Ну хорошо, выбор, получается, такой: вы хотите, чтобы вас ударили или чтобы вас пнули».

Когда ты голосуешь за независимого кандидата, совесть тебя никогда не мучает.

Я все еще жду своего шанса.

Я не считаю себя ни австралийцем, ни американцем. Я — гибрид, и я прекрасно живу с этим, потому что и Австралия, и Америка — прекрасные страны.

Мне нравится общаться с американскими австралийцами. Они значительно менее осторожны в своих высказываниях, а это дает совершенно другой уровень общения.

Политкорректность — это интеллектуальный терроризм. Все не могут всегда и всех любить.

У каждого найдутся в запасе какие-то предрассудки.

Если ты собираешься купить три шляпы, отрасти вначале еще пару голов.

То, что ты сделал, ты уже сделал, и надо признать это. Иначе ты будешь выглядеть как человек, который пытается запихнуть зубную пасту обратно в тюбик.

Кажется, я притягиваю мудаков.

Да, я снялась в «Детях кукурузы-4». Но работа порождает работу — вот мой девиз.

В моем шкафу полно скелетов. Но я часто заглядываю туда и прекрасно знаю, во что они одеты.

Голливуд — неприятное место. Душевные изнасилования здесь происходят повсеместно.

Я люблю оказываться в женской компании. Ведь это всегда означает интересные разговоры и хорошее вино.

Ни одна женщина не может сказать, что она по-настоящему готова стать матерью до тех пор, пока она ею не станет.

Самый сложный период в воспитании детей — это кормление грудью. Твой мозг притупляется. Он выключается ровно наполовину, ты не можешь запомнить простых вещей, не говоря уже о том, чтобы учить роль, и ты чувствуешь себя абсолютно безмозглой. Мне кажется, это состояние должно быть зафиксировано в медицине под названием «молочная лоботомия».

Если мужчина способен меня рассмешить, он уже прошел полпути к моему сердцу.

Меня не впечатляет «Оскар». Я не ищу признания у киноакадемиков. Я ищу его у своей матери. И это, конечно, во мне говорит маленькая девочка, которая сидит глубоко внутри меня и, кажется, никогда не вырастет.

Никогда не отказывалась от вечеринок журнала Vanity Fair.

Каждый раз, когда я наряжаюсь для какого-то события, своим нарядом я хочу сказать: вот как я сейчас себя чувствую. Например, сегодня я чувствую себя русской проституткой. Хотя, конечно, это было уже довольно давно. Я нацепила на себя топ от Стеллы Маккартни, который был весь утыкан перьями, у меня был черный макияж вокруг глаз и свисающие пряди волос. Когда я уже собиралась выходить, мама сказала: «Такой топ никуда не годится». Но что тут сделаешь, если в тот момент я хотела быть русской проституткой.